Я родился и вырос в семье, в которой все пропитано Исламом. Мои родители всегда старались жить как истинные мусульмане. В молодости я много раз посещал Египет. Моей единственной мечтой тогда было вернуться туда, в страну, которую я считал своей родиной. Однако постепенно я начал менять свои представления. Сохраняя приверженность Исламу, в культурном отношении в большей степени я стал европейцем.

В то же время я видел, как мусульмане в Европе многие годы чувствуют себя подавленными. Вопрос о хиджабе, например, был поднят во Франции еще в 1989 году.

В связи со всем этим необходимо сделать акцент на двух вещах - глубокое понимание как нашей религии, так и окружающей нас западной среды – для меня стала очевидной. И после многих лет исследований я уже задавался вопросами, как можно использовать универсальные принципы Ислама в условиях современной Европы и как связать опыт моего изучения западной философии и политологии с нашей религией. При этом у меня была одна цель - сохранить свою исламскую идентичность и в то же самое время стать полноценным европейцем.

На этом пути я столкнулся с весьма серьезными преградами. Чтобы оставаться «хорошим» мусульманином в Европе, требовалось держаться за свои пакистанские или североафриканские корни. Для меня это представлялось большой сложностью. Однако в то же время это был жизненный опыт, который приобретали вместе со мной низовые мусульманские организации, их лидеры и простые верующие.

Наведение мостов между двумя цивилизациями – опасное занятие, поскольку при этом рискуешь подвергнуться критике с обеих сторон. Однако подавляющее большинство мусульманских организаций столкнулись с необходимостью этого в ходе процесса, который я бы назвал «тихой революцией».

За последний год я обучил более 300 исламских лидеров, среди которых много женщин. Мне кажется, я нахожусь на переднем плане того явления, за которым стоит значительное число сегодняшних мусульман. Возможно, этот процесс будет трудным и долгим. Но, по моему убеждению, другого пути воспитать уважение не только к другим, но и к самим себе, нет.

- Представляется, что Ваш проект подразумевает движение в двух разных направлениях. Во-первых, он включает реформы в западных странах. Во-вторых, Вы также требуете самокритики привычного мусульманского «образа жизни» в самом широком смысле этого слова. В общем, это попытка пройти по довольно тонкому канату…

Да, но моя критика сосредоточена в основном не на европейском обществе, в котором я не вижу серьезных препятствий, мешающих мусульманам оставаться самими собой. Главное заключается в том, что мы, мусульмане, должны где-то пересмотреть свой подход к исполнению ниспосланных нам предписаний, а также к нашему наследию. Нам следует понять формальные требования и внутренний смысл религии одновременно.

Ведь мусульманам стать полноценной частью общества мешает не закон, а отношение к нему. Если оно изменится, то в Европе появится гораздо более широкое поле для проявления уважения к приверженцам Ислама, в том числе и к их вере и религиозной практике.

На протяжении 15 лет я пытался найти в исламском наследии то, что можно использовать для конструирования нового проекта, не жертвуя буквой Корана и Сунны. Это не является, как кто-то мог бы подумать, попыткой «вестернизировать» Ислам. Речь идет всего лишь о реакции на ту среду, в которой мы находимся в Европе и в Соединенных Штатах.

Это – моя первая и главная задача, решение которой открывает путь к праведности и позволяет оставаться верным своей религии.

Вторая волнующая меня проблема заключается в том, что эта новая фаза, через которую проходят мусульмане Европы и США, ставит вопрос, выходящий за пределы интеграции. Мы должны обогатить то общество, в котором живем, внести свой вклад в его сокровищницу.

Это не имеет никакого отношения к критике западного образа жизни. Я говорю об ином: мы можем использовать свой этический кодекс, занимая активную гражданскую позицию в строительстве лучшего будущего.

- В своих выступлениях Вы обращаете внимание на ловушку «дуалистического или бинарного подхода», в которую можно попасть при анализе жизни мусульман. Не могли бы Вы подробнее рассказать об этом?

Противопоставление на «своих» и «чужих» было нормальным в условиях геостратегической реальности Средневековья. Это имеет место и в современном мире. Однако содержание священных источников свидетельствует, что такой подход неверен.

Поверхностное изучение образа жизни может привести к «бинарным» выводам, однако когда мы возвращаемся к источникам, то обнаруживаем, что принципы остаются теми же, хотя их «перевод» на язык различных культур может быть различным. Например, я бы назвал весь сегодняшний мир, включая Запад, «Дар аш-шахада» (место, где мы свидетельствуем о свое вере).

Однако я хочу выйти за пределы признания того, что я отличаюсь от окружающих. Хотя это и так, но такой подход абсолютно непрактичен, ведь все граждане имеют больше различий, чем сходств между собой.

Внутри мусульманского сообщества «бинарность» приводит к психологическим проблемам. Некоторые проповедники говорят молодым людям: «Европа – не ваш дом. Это – «Дар-уль-харб» (обитель войны). Ее население – не мусульмане».

Эти люди пытаются определить исламскую идентичность через отрицание: по их мнению, чем меньше Вы вестернизированы, тем в большей степени являетесь мусульманином. Таким образом, они заставляют Вас самоутверждаться, противопоставляя себя другим, а, не полагаясь, в первую очередь, на ваши собственные принципы.

Вот почему важно говорить о том, что мусульманское самосознание не может базироваться на чувстве превосходства. В своей книге «Быть европейским мусульманином» («To Be a european muslim») я показал, что четыре принципа принадлежности к Исламу открыты для всех: религиозная практика и духовность; понимание как текста, так и содержания священных источников; образование и передача знаний; действие и участие.

Вы можете быть представителем любой культурной среды – европейской, африканской, американской или азиатской – и при этом соблюдать эти принципы. Я могу обратиться к швейцарской или же к французской культуре, например, и позаимствовать оттуда все то, что им не противоречит.

Таким образом мы выходим за пределы «бинарного» восприятия. Именно это я называю «принципом интеграции». Все, что есть хорошего, может принадлежать и мне. Источник идеи не имеет никакого значения, важно лишь ее содержание. Этот момент крайне актуален для нашей повседневной жизни.

- Не находится ли здесь другая ловушка - то, что Вы называете «мышлением меньшинства»?

Когда Вы живете в европейском обществе и пытаетесь понять его социальную структуру, то не находитесь в меньшинстве. Вы являетесь обычным гражданином. Именно в таком качестве, мы можем утверждать, что у нас есть ценности, исходящие из исламской традиции, и что мы разделяем многие из них с огромным числом наших соотечественников и с обществом в целом.

Когда я призываю к установлению социальной справедливости, к устранению из жизни европейского общества всех проявлений расизма и дискриминации, я защищаю ценности большинства, а не меньшинства. В этой связи я много общался с партиями зеленых, обсуждая с ними, например, проблемы биоэтики.

Я думаю, что власти, а зачастую и большинство населения стран Европы, пытаются заставить мусульман чувствовать и позиционировать себя как меньшинство. Здесь примечательно предложение Европейского совета по фетвам и исследованиям, разработавшего «фикх аль-акаллиййа» - шариатскую юриспруденцию для мусульманских меньшинств.

Для меня введение такого понятия создает серьезную доктринальную проблему. Ведь не может существовать двух решений: одного – для меньшинства, а другого – для большинства. Мы все должны выступать как граждане.

- Вы много говорите о диалоге. Имеет ли обмен мнениями между мусульманами и людьми других убеждений для Вас столь же большое значение, что и диалог членов исламского сообщества?

В молодости во время летних каникул я сотрудничал с различными организациями солидарности в Индии, Африке и Южной Америке, работая бок о бок с христианами, буддистами, иудеями. Из этого опыта я вынес понимание того, насколько важно уметь поставить себя на место другого, уметь посмотреть на свою собственную точку зрения с другой стороны – и при этом быть вправе требовать того же и от своего собеседника. Только при этом диалог имеет смысл.

Между тем, я полностью против т.н. концепции терпимости. Слишком часто она означает: «Я допускаю, что ты находишься здесь, поскольку у меня нет другого выбора. Я игнорирую тебя, но мне причиняет неудобство твое присутствие». Это – не путь вперед.

Уважение означает знание друг о друге, причем не только поверхностные чтения «чужих» священных книг. Никто не может узнать меня, листая Коран. Также некоторые мусульмане бегло просматривают Библию и при этом любят указывать на найденные там противоречия.

- Когда исламские ценности вступают в противоречие с основными принципами прав человека, закрепленными в конституциях европейских стран, что должно пользоваться приоритетом?

Когда Вы достигаете уровня универсальности, проблема приоритета решается сама собой. Такого вопроса просто не возникает. Поэтому если Вы спросите меня, является ли Всеобщая декларация прав человека столь же универсальной, что и исламские ценности, о которых мы говорим, то я отвечу положительно. Единственная проблема для мусульман заключается в способе применения этих принципов.

В то же время я выступал против принятия Всеобщей исламской декларации прав человека – в особенности той ее редакции, где каждый параграф заканчивался словами «в соответствии с Шариатом». На уровне унверсальности «западные» и исламские ценности совпадают. Для меня справедливость и равенство исходят из исламского учения: оно достигает того уровня, где эти ценности одинаковы для всех.

- Западноевропейская демократическая традиция развилась на почве столкновения с религией, с иудейско-христианской традицией. Не вызываете ли Вы идеологической дезориентации у тех, кто поддерживает Вашу позицию по отношению к «буквалистам» и существующим в исламском мире автократическим режимам, игнорируя этот факт?

Мнение, согласно которой европейская демократия развивалась в противоречии с религией, отражает лишь частный подход, игнорирующий роль протестантской традиции, о чем писал, например, Макс Вебер. Западные демократии действительно возникли как реальность, противостоящая религии, но и сама религия стала частью этой новой реальности.

В любом случае любая попытка вырвать мусульманские сообщества (как сейчас, так и в будущем) из их религиозной среды обречена на провал. Взгляните на сегодняшние Европу и Америку. Когда мусульмане приехали туда, многие считали, что они «ассимилируются» и забудут об Исламе через два-три поколения. Но на самом деле получилось иначе!

Конечно, Вы можете попытаться убедить людей в том, что им нужно оставить свою религию, чтобы жить в условиях демократии. Однако они ответят, что не готовы к этому.

Я и сам не готов к этому. Я родился здесь. Я изучал западную философию. Я чувствую себя полноценным членом европейского общества. Однако я не собираюсь отказываться от Ислама. Я пытаюсь исходить из своих убеждений, ценностей и этических принципов, которые помогают мне полностью интегрироваться в общество. Это – именно то, что я называю этикой гражданства.

Некоторые мусульмане в Великобритании призывают своих единоверцев голосовать только за единоверцев. Подобный «общинный» подход распространен как в Европе, так и в Америке. Однако я утверждаю в точности противоположное. Во имя своих принципов вы должны поддерживать людей, обладающих достаточной компетентностью, а также чувством ответственности и порядочностью. Все эти ценности не противоречат Исламу, и, кроме того, они согласуются с традицией гражданственности. Поэтому Вы должны голосовать как за мусульман, так и за других людей, обладающих этими качествами. Именно в этом заключается этика гражданства.

Таким образом, важны не мое происхождение или религиозная принадлежность. Но имеет значение то, к чему я призываю людей: понять, что они составляют часть этого общества.

- Не загоняет ли Ваш тезис, что можно одновременно быть хорошим мусульманином и гражданином, религию в частную сферу, что является традиционным для западного, но не для мусульманского, общества? Не противоречите ли Вы тем самым Исламу?

Концепция частной и общественной сферы выдвинута не мной. Сегодня в общественной жизни Запада религия играет весьма заметную роль (кстати, а разве должно быть иначе?) точно так же, как ее ценности и принципы проникают в самые интимные аспекты человеческой жизни. Это необходимо уважать. Ведь в целом публичную сферу формирует общественное мнение.

В этом отношении нет никакой особенной проблемы с Исламом. С самого его возникновения, Ислам проводил четкое разграничение между сферой отношений человека с Богом (сферой поклонения) и сферой отношений людей между собой (публичной сферой). В Исламе есть различие, но не полный разрыв, между этими сферами.

Будучи гражданином Европы, я уважаю публичную сферу, и к этому меня побуждают мои собственные принципы. Я – с Богом в пятницу, но также – в субботу, воскресенье и любой другой день недели, и не потому, что навязываю другим догмы, а потому, что живу в соответствии с этическими принципами, продиктованными моей верой. Я говорю как мусульманин и стараюсь быть последовательным, ведь это – лучший образ жизни.

Проблема мусульман заключается в том, что их религиозная практика более заметна, чем у христиан или иудеев. Представляю ли я из-за этого угрозу обществу? Вовсе нет. В конце концов, общество не обязывает Вас быть невидимками.

Да, я рискую подвергнуться критике со стороны мусульман, однако, когда я встречаюсь с ваххабитами (салафитами), с теми, кого называют традиционалистами, или с представителями других групп, я разговариваю с ними как мусульманин. В дискуссии я привожу им аяты Корана и хадисы, если они не согласны со мной, в свою очередь, прошу привести их доказательства. Тот авторитет, которым я сегодня обладаю внутри мусульманского сообщества, полностью основан на подобных встречах.

- В последнее время на Вас обрушилась лавина обвинений, в том числе в антисемитизме. Основой для кампании критики стал, помимо прочего, Ваш союз с «антиглобалистами». Что Вы думаете по этому поводу?

На протяжении последних десяти лет я выражал резкое возмущение малейшим выражением юдофобии, сделанным от имени мусульман, характеризуя их как «антиисламские». Любые проявления расизма должны быть пресечены. Между тем, никто не запрещает критиковать «Израиль», не становясь при этом юдофобом (точно так же, как тот, кто критикует Саудовскую Аравию, не становится автоматически исламофобом).

Однако многие интеллектуалы, ранее мыслившие универсально, сейчас замкнулись на интересах одной общины. Они пытаются представить, будто мусульманское сообщество является источником нового антисемитизма в Европе.

Обвинение в антисемитизме имело своей целью поссорить меня с антиглобалистами. Когда эта попытка не увенчалась успехом, критики начали новую кампанию нападок, вспомнив прошлое моего деда и моего брата. Потом они перешли к моим взглядам на феминизм, и, в конце концов, – к моим взаимоотношениям с членами радикальных группировок.

Однако после того, что случилось со мной на протяжении последних пяти месяцев, многие мусульмане начинают задумываться. Они говорят: «Если они не хотят говорить даже с тобой, то, как они будут разговаривать с нами!» Ведь обычные верующие знают, каким нападкам я подвергся со стороны некоторых представителей мусульманского сообщества за свою критику в их адрес.

Сейчас вопрос состоит в том, как прекратить это упрощенчество и навешивание ярлыков? Начало уже положено. Этот опыт время можно назвать периодом формирования концепций.

Розмари Бечлер

http://www.tariqramadan.com/